Неточные совпадения
Сидеть дома
с нею,
с матерью и сестрами?
Сидя на звездообразном диване в ожидании поезда, она,
с отвращением глядя на входивших и выходивших (все они были противны ей), думала то о том, как она приедет на станцию, напишет ему записку и что̀ она напишет ему, то о том, как он теперь жалуется
матери (не понимая ее страданий) на свое положение, и как она войдет в комнату, и что она скажет ему.
Когда Анна вошла в комнату, Долли
сидела в маленькой гостиной
с белоголовым пухлым мальчиком, уж теперь похожим на отца, и слушала его урок из французского чтения. Мальчик читал, вертя в руке и стараясь оторвать чуть державшуюся пуговицу курточки.
Мать несколько раз отнимала руку, но пухлая ручонка опять бралась за пуговицу.
Мать оторвала пуговицу и положила ее в карман.
Кудряш. Ну, что ж, это ничего. У нас насчет этого оченно слободно. Девки гуляют себе, как хотят, отцу
с матерью и дела нет. Только бабы взаперти
сидят.
Поутру Самгин был в Женеве, а около полудня отправился на свидание
с матерью. Она жила на берегу озера, в маленьком домике, слишком щедро украшенном лепкой, похожем на кондитерский торт. Домик уютно прятался в полукруге плодовых деревьев, солнце благосклонно освещало румяные плоды яблонь, под одной из них, на мраморной скамье,
сидела с книгой в руке Вера Петровна в платье небесного цвета, поза ее напомнила сыну снимок
с памятника Мопассану в парке Монсо.
Прислушиваясь к себе, Клим ощущал в груди, в голове тихую, ноющую скуку, почти боль; это было новое для него ощущение. Он
сидел рядом
с матерью, лениво ел арбуз и недоумевал: почему все философствуют? Ему казалось, что за последнее время философствовать стали больше и торопливее. Он был обрадован весною, когда под предлогом ремонта флигеля писателя Катина попросили освободить квартиру. Теперь, проходя по двору, он
с удовольствием смотрел на закрытые ставнями окна флигеля.
— Судостроитель, мокшаны строю, тихвинки и вообще всякую мелкую посуду речную. Очень прошу прощения: жена поехала к родителям, как раз в Песочное, куда и нам завтра ехать. Она у меня — вторая, только весной женился.
С матерью поехала
с моей, со свекровью, значит. Один сын — на войну взят писарем, другой — тут помогает мне. Зять, учитель бывший,
сидел в винопольке — его тоже на войну, ну и дочь
с ним, сестрой, в Кресте Красном. Закрыли винопольку. А говорят — от нее казна полтора миллиарда дохода имела?
Клим заглянул в дверь: пред квадратной пастью печки, полной алых углей, в низеньком, любимом кресле
матери, развалился Варавка, обняв
мать за талию, а она
сидела на коленях у него, покачиваясь взад и вперед, точно маленькая. В бородатом лице Варавки, освещенном отблеском углей, было что-то страшное, маленькие глазки его тоже сверкали, точно угли, а
с головы
матери на спину ее красиво стекали золотыми ручьями лунные волосы.
Подозрительно было искусно сделанное
матерью оживление,
с которым она приняла Макарова; так она встречала только людей неприятных, но почему-либо нужных ей. Когда Варавка увел Лютова в кабинет к себе, Клим стал наблюдать за нею. Играя лорнетом, мило улыбаясь, она
сидела на кушетке, Макаров на мягком пуфе против нее.
Клим
сидел с другого бока ее, слышал этот шепот и видел, что смерть бабушки никого не огорчила, а для него даже оказалась полезной:
мать отдала ему уютную бабушкину комнату
с окном в сад и молочно-белой кафельной печкой в углу.
Мать Клима тотчас же ушла, а девочка, сбросив подушку
с головы,
сидя на полу, стала рассказывать Климу, жалобно глядя на него мокрыми глазами.
Когда, приехав
с дачи, Вера Петровна и Варавка выслушали подробный рассказ Клима, они тотчас же начали вполголоса спорить. Варавка стоял у окна боком к
матери, держал бороду в кулаке и морщился, точно у него болели зубы,
мать,
сидя пред трюмо, расчесывала свои пышные волосы, встряхивая головою.
Клим
сидел у себя в комнате и слышал, как
мать сказала как будто
с радостью...
Там же, между городским головой Радеевым,
с золотой медалью на красной ленте, и протопопом
с крестом на груди, неподвижно, точно каменная,
сидела мать.
Мать сидела против него, как будто позируя портретисту. Лидия и раньше относилась к отцу не очень ласково, а теперь говорила
с ним небрежно, смотрела на него равнодушно, как на человека, не нужного ей. Тягостная скука выталкивала Клима на улицу. Там он видел, как пьяный мещанин покупал у толстой, одноглазой бабы куриные яйца, брал их из лукошка и, посмотрев сквозь яйцо на свет, совал в карман, приговаривая по-татарски...
В селе Верхлёве, где отец его был управляющим, Штольц вырос и воспитывался.
С восьми лет он
сидел с отцом за географической картой, разбирал по складам Гердера, Виланда, библейские стихи и подводил итоги безграмотным счетам крестьян, мещан и фабричных, а
с матерью читал Священную историю, учил басни Крылова и разбирал по складам же «Телемака».
Бывало и то, что отец
сидит в послеобеденный час под деревом в саду и курит трубку, а
мать вяжет какую-нибудь фуфайку или вышивает по канве; вдруг
с улицы раздается шум, крики, и целая толпа людей врывается в дом.
Между тем в доме у Татьяны Марковны все шло своим порядком. Отужинали и
сидели в зале, позевывая. Ватутин рассыпался в вежливостях со всеми, даже
с Полиной Карповной, и
с матерью Викентьева, шаркая ножкой, любезничая и глядя так на каждую женщину, как будто готов был всем ей пожертвовать. Он говорил, что дамам надо стараться делать «приятности».
— Нет, не камнем! — горячо возразила она. — Любовь налагает долг, буду твердить я, как жизнь налагает и другие долги: без них жизни нет. Вы стали бы
сидеть с дряхлой, слепой
матерью, водить ее, кормить — за что? Ведь это невесело — но честный человек считает это долгом, и даже любит его!
Он уже не по-прежнему,
с стесненным сердцем, а вяло прошел сумрачную залу
с колоннадой, гостиные
с статуями, бронзовыми часами, шкафиками рококо и, ни на что не глядя, добрался до верхних комнат; припомнил, где была детская и его спальня, где стояла его кровать, где
сиживала его
мать.
—
Сиди же смирно, когда Татьяна Марковна
с тобою говорить хочет, — сказала
мать.
Умер у бабы сын,
мать отстала от работы,
сидела в углу как убитая, Марфенька каждый день ходила к ней и
сидела часа по два, глядя на нее, и приходила домой
с распухшими от слез глазами.
Я проснулся около половины одиннадцатого и долго не верил глазам своим: на диване, на котором я вчера заснул,
сидела моя
мать, а рядом
с нею — несчастная соседка,
мать самоубийцы.
Отворив дверь из коридора, мать-Шустова ввела Нехлюдова в маленькую комнатку, где перед столом на диванчике
сидела невысокая полная девушка в полосатой ситцевой кофточке и
с вьющимися белокурыми волосами, окаймлявшими ее круглое и очень бледное, похожее на
мать, лицо. Против нее
сидел, согнувшись вдвое на кресле, в русской,
с вышитым воротом рубашке молодой человек
с черными усиками и бородкой. Они оба, очевидно, были так увлечены разговором, что оглянулись только тогда, когда Нехлюдов уже вошел в дверь.
Она
сидела рядом
с плачущей
матерью и нежно гладила ее по плечу.
— Надо просить о том, чтобы разрешили свиданье
матери с сыном, который там
сидит. Но мне говорили, что это не от Кригсмута зависит, а от Червянского.
— Что ты, подожди оплакивать, — улыбнулся старец, положив правую руку свою на его голову, — видишь,
сижу и беседую, может, и двадцать лет еще проживу, как пожелала мне вчера та добрая, милая, из Вышегорья,
с девочкой Лизаветой на руках. Помяни, Господи, и
мать, и девочку Лизавету! (Он перекрестился.) Порфирий, дар-то ее снес, куда я сказал?
Словом, Сторешников
с каждым днем все тверже думал жениться, и через неделю, когда Марья Алексевна, в воскресенье, вернувшись от поздней обедни,
сидела и обдумывала, как ловить его, он сам явился
с предложением. Верочка не выходила из своей комнаты, он мог говорить только
с Марьею Алексевною. Марья Алексевна, конечно, сказала, что она
с своей стороны считает себе за большую честь, но, как любящая
мать, должна узнать мнение дочери и просит пожаловать за ответом завтра поутру.
На диване
сидели лица знакомые: отец,
мать ученика, подле
матери, на стуле, ученик, а несколько поодаль лицо незнакомое — высокая стройная девушка, довольно смуглая,
с черными волосами — «густые, хорошие волоса»,
с черными глазами — «глаза хорошие, даже очень хорошие»,
с южным типом лица — «как будто из Малороссии; пожалуй, скорее даже кавказский тип; ничего, очень красивое лицо, только очень холодное, это уж не по южному; здоровье хорошее: нас, медиков, поубавилось бы, если бы такой был народ!
Потом взошел моей отец. Он был бледен, но старался выдержать свою бесстрастную роль. Сцена становилась тяжела.
Мать моя
сидела в углу и плакала. Старик говорил безразличные вещи
с полицмейстером, но голос его дрожал. Я боялся, что не выдержу этого à la longue, [долго (фр.).] и не хотел доставить квартальным удовольствия видеть меня плачущим.
— Ну, войди. Войди, посмотри, как мать-старуха хлопочет. Вон сколько денег Максимушка (бурмистр из ближней вотчины)
матери привез. А мы их в ящик уложим, а потом вместе
с другими в дело пустим. Посиди, дружок, посмотри, поучись. Только
сиди смирно, не мешай.
— А хочешь, я тебя, балбес, в Суздаль-монастырь сошлю? да, возьму и сошлю! И никто меня за это не осудит, потому что я
мать: что хочу, то над детьми и делаю!
Сиди там да и жди, пока
мать с отцом умрут, да имение свое тебе, шельмецу, предоставят.
В течение целого дня они почти никогда не видались; отец
сидел безвыходно в своем кабинете и перечитывал старые газеты;
мать в своей спальне писала деловые письма, считала деньги, совещалась
с должностными людьми и т. д.
Пока
мать плескалась в воде
с непонятным для меня наслаждением, я
сидел на скамье, надувшись, глядел на лукавую зыбь, продолжавшую играть так же заманчиво осколками неба и купальни, и сердился…
Последний
сидел в своей комнате, не показываясь на крики сердитой бабы, а на следующее утро опять появился на подоконнике
с таинственным предметом под полой. Нам он объяснил во время одевания, что Петрик — скверный, скверный, скверный мальчишка. И
мать у него подлая баба… И что она дура, а он, Уляницкий, «достанет себе другого мальчика, еще лучше». Он сердился, повторял слова, и его козлиная бородка вздрагивала очень выразительно.
Мать сидела всегда между Сергеевыми, тихонько и серьезно разговаривая
с Васильем; он вздыхал, говоря...
По сказкам бабушки я знал, что такое мачеха, и мне была понятна эта задумчивость. Они
сидели плотно друг
с другом, одинаковые, точно цыплята; а я вспомнил ведьму-мачеху, которая обманом заняла место родной
матери, и пообещал им...
В первые же дни по приезде
мать подружилась
с веселой постоялкой, женой военного, и почти каждый вечер уходила в переднюю половину дома, где бывали и люди от Бетленга — красивые барыни, офицера. Дедушке это не нравилось, не однажды,
сидя в кухне, за ужином, он грозил ложкой и ворчал...
Самец разделяет все труды и попечения
с самкою; он настоящий отец своим детям;
сидит на яйцах, когда сходит самка, и, летая кругом, отгоняет всякую опасность, когда
мать сидит на гнезде.
Мать сидела с работой в другой комнате на диване и, притаив дыхание, смотрела на него, любуясь каждым его движением, каждою сменою выражения на нервном лице ребенка.
Однажды в теплый осенний вечер оба семейства
сидели на площадке перед домом, любуясь звездным небом, синевшим глубокою лазурью и горевшим огнями. Слепой, по обыкновению,
сидел рядом
с своею подругой около
матери.
Эти часы стали теперь для мальчика самым счастливым временем, и
мать с жгучей ревностью видела, что вечерние впечатления владеют ребенком даже в течение следующего дня, что даже на ее ласки он не отвечает
с прежнею безраздельностью, что,
сидя у нее на руках и обнимая ее, он
с задумчивым видом вспоминает вчерашнюю песню Иохима.
Я думала: «Я умерла для семьи,
Всё милое, всё дорогое
Теряю… нет счета печальных потерь!..»
Мать как-то спокойно
сидела,
Казалось, не веря еще и теперь,
Чтоб дочка уехать посмела,
И каждый
с вопросом смотрел на отца.
Но по тому, как расположились обе стороны, сомнений уже быть не могло: его
мать и сестра
сидели в стороне как оплеванные, а Настасья Филипповна даже и позабыла, кажется, что они в одной
с нею комнате…
Только
с матерью своею он и отводил душу и по целым часам
сиживал в ее низких покоях, слушая незатейливую болтовню доброй женщины и наедаясь вареньем.
В скитах ждали возвращения
матери Енафы
с большим нетерпением. Из-под горы Нудихи приплелась даже старая схимница Пульхерия и
сидела в избе
матери Енафы уже второй день. Федосья и Акулина то приходили, то уходили, сгорая от нетерпения. Скитские подъехали около полуден. Первой вошла Енафа, за ней остальные, а последним вошел Мосей, тащивший в обеих руках разные гостинцы
с Самосадки.
Слышно было, как переминалась
с ноги на ногу застоявшаяся у крыльца лошадь да как в кухне поднималась бабья трескотня: у Домнушки
сидела в гостях шинкарка Рачителиха, красивая и хитрая баба, потом испитая старуха, надрывавшаяся от кашля, —
мать Катри, заводская дурочка Парасковея-Пятница и еще какие-то звонкоголосые заводские бабенки.
В праздники, когда отцовские дочери гуляли по улице
с песнями да шутками, Наташка
сидела в своей избушке, и
мать не могла ее дослаться на улицу.
В Тобольске состоялся приговор над скопцами. Между прочими приговоренными к ссылке в Туруханск — два брата Гавасины, которые в малолетстве приобщены к этой секте, не сознательно сделались жертвами и потом никаких сношений
с сектаторами не имели.
Мать послала в нынешнем месяце просьбу к министру юстиции. Шепните, кому следует, за этих бедных людей. Если потребуют дело в сенат, то все будет ясно. Приговоренные
сидят в тюменском остроге…
Мать Агния у окна своей спальни вязала нитяной чулок. Перед нею на стуле
сидела сестра Феоктиста и разматывала
с моталки бумагу. Был двенадцатый час дня.